Фанфик (зарисовка) Давыдов/Голополосов

[thisis100500]

НАЗВАНИЕ: без названия
АВТОР: Пексикид & Mr.Mad
БЭТА: Mr. Mad
ФЭНДОМ: обзорщики
ПЕЙРИНГ: Давыдов/Голополосов (именно в таком порядке)
РЕЙТИНГ: NС-17
ЖАНР: Action Darkfic
РАЗМЕР: мини
ПРЕДУПРЕЖДЕНИЯ: OOC Стаса, POV Стас (частично), POV Макс(частично), Non-con(?), жестокость, нецензурная лексика
ОТ АВТОРА (Пексикид): Ну там подписано где я писала, а где Мэд. Макс и Стас, вы уж извините, ладно?
ОТ АВТОРА (Mr.Mad): Я думаю, рожать детей легче, чем мы рожали вот это вот. Надеюсь, оценят, ибо мы несколько раз с Сашей кусались из-за этого фика. Но я всё равно получила кучу удовольствия, потому что Саша - солнышко.
ДИСКЛЕЙМЕР: Написание фика преследует сугубо некоммерческие цели, все события вымышлены, персонажи принадлежат сами себе
ПРАВА РАЗМЕЩЕНИЯ И ПУБЛИКАЦИЙ: с разрешения авторов
СТАТУС: закончен
ТРЕКЛИСТ: Тут очень в тему "I Hate Everything About You".

Mr. Mad (Sofia Kapusta)

-Человек, который взрывает Интернет!
Было видно, что Максиму было приятно, и было слышно, что все любят его больше, чем какого-то там Коляна-грозу-Перми. И то, что эти бессовестные ублюдки, как выразился бы Голополосов, нахально вырезали всю часть с Максимом, не убавляло интереса к передаче - там же ведь иногда мелькали живые, полные интереса глаза милого, уже для миллионов, обзорщика.

После того, как передача завершилась, можно было видеть Эндрю из РУДН, который выходил из студии вместе с Кожомой, смеясь над методами доктора Попова, Васю Обломова, который сосредоточенно о чём-то думал и спешил куда-то, Валю Стрыкало, этого милого обладателя по-детски грустных глаз. Не знаю, каким было его детство, но уголки его глаз опущены вниз, как грустная улыбка, как будто на протяжении своих двадцати Валентин видел что-то плохое, что для него стало привычкой, из-за чего глаза перестали сверкать в двадцать юных лет.
Из студии выходило ещё много народа, в частности ваш любимый, не сомневаюсь, Максим 100500, Артур Пирожков, Гарик Харламов и доктор Попов, человек, чьи методы лечения останутся в сердцах миллионов. Когда основная масса народа покинула студию, внезапно один из коридоров Останкино поразил голос Гарика Харламова. Это точно был он, его ни с чьим другим голосом не спутаешь:
-Малахов! Андрей!
Последний разговаривал о чем-то с операторами и снимал микрофон с пиджака, когда его позвал Гарик.
-Что? - он обернулся.
-Мальчишка такой...в рубашке синей ещё был, с Ковальчук сидел...
-Максим?
-Да! Как его фамилия?
-Голополосов.
-Ну да, вот он. Он ещё здесь?
-Да был где-то здесь, посмотри в коридоре.

"Малахов, да тебе хоть сейчас к нам на канал и гадалкой в "Битву экстрасенсов" без кастинга", - подумал Харламов, когда и впрямь застал обзорщика, разговаривающего с кем-то из персонала.

-Максим, можно тебя на минутку?
Юноша вежливо извинился и подошёл к Гарику, узнать, зачем его позвал уже почти мэтр юмористической эстрады.
-Ты же обзорщик? Юморист? Весельчак? - Харламов говорил в своей манере - немного крича, - любишь веселье?
Голополосов, как человек спокойный, отвечал немного стеснительно:
-Ну да, люблю вроде.
-Так вот, юноша, а не желаете ли вы поработать с нами?
Гарик картинно приобнял Максима.
Обзорщик смутился ещё больше.
-С кем "с нами?"
-Охохо, ну и вопросики у вас! - закрыв глаза, Гарик покачал головой, опять же - картинно, а потом, сняв с себя все эти маски продолжил, - ну конечно в Comedy Club. Поработать не желаешь? Нам нужны такие - молодые, красивые, талантливые, уже, вон, раскрутившиеся.
Рука Гарика, между тем, обвила Максима покрепче и спустилась чуть пониже - на уровень груди.
-Никогда не думал об этом, - только и выдавил из себя Голополосов.
-Так тебе раньше никто и не предлагал! - Гарик улыбнулся, приподняв брови.
-Ну, я подумаю, - обзорщик улыбнулся.
-Подумай, - одним уголком губ улыбнулся и Харламов.
-А зачем вы меня обнимаете?
-А нельзя?
-Да нет, почему, можно...Только на людях же.
-Да ладно тебе, неженка, тоже мне. В Comedy придётся через постель поступать даже таким, как ты, да даже таким, как мне. В общем, ты подумай, - и резидент, похлопав Макса по полечу, удалился.
-Я подумаю, - ответил вслед Максим.

Пексикид (Richie Glam)

Он вздохнул и машинально дотронулся до своей руки – там, где только что трогал его Гарик. Ему не были неприятны его прикосновения. Но не были и приятны. Макс не успел додумать свою мысль до конца.
Потому что вдруг услышал, как его зовут по имени.
Зовет голос, который он знал так хорошо.
-Максим!
«Пиздец» - только и подумал Макс, оборачиваясь.
Нет, конечно, Голополосов знал, что он будет тут. Ну да, все верно. Руки в карманах, сутулый, взлохмаченные волосы.
«Как много он видел?!» - Макс знает, что его глаза бегают, а пальцы начинают непроизвольно теребить шнурочки от толстовки.
-Привет, Стас, - мямлит Голополосов, стараясь, чтобы его голос звучал как можно нейтральнее.
Не выходит.
-Как все прошло? – подчеркнуто спокойно, но Макс же видит его глаза.
И ему становится страшно. В смысле – действительно страшно.
-Все в порядке.
-Прекрасно, - говорит Стас, - прекрасно.
Подходит вплотную, предварительно оглядевшись, чтобы убедиться, что они одни. Макс оглядывается следом за ним. Коридор пуст. Макс нервно сглатывает.
Стас берет его за грудки, притягивает к себе.
-Какого хуя ты вытворял?! – шипит, дыхание обжигает ухо, Макс не шевелится, не пытается вырваться, ничего…
-Ничего. Я…
-Повторяю для особо одаренных, - на грани слышимости, в словах больше эмоций, чем звуков, - Какого. Хуя. Ты. Обжимался. С Харламовым?!
-Да блять… Он просто предлагал мне поработать с ним! Стас…Стас, мне больно!
Давыдов отпускает его – резко, словно испугавшись этого возгласа. Он иногда пугался этого слова - «больно». Редко. Слишком редко.
Они молчат. Стас тяжело вздыхает, трет пальцами переносицу, потом берет Макса за руку, переплетая их пальцы. И Голополосов боится понадеяться, что на сегодня все обошлось. Потому что если поверишь, а реальность окажется не такой радужной, то обломаешься в два раза сильнее. Падать больнее. Больнее.
-Идем домой.
Макс молча идет за ним, Стас сжимает его влажную ладонь – нервная натура – и у Макса до сих пор нехорошо колотится сердце. Он знает, что не ошибся.
Стас идет слишком быстро и ни разу не оборачивается на Макса.
«Он вообще хуй клал на то, что нас увидят, и на то, что подумают, и вообще пиздец он безалаберный…Интересно, а в лифте есть камеры? А может, помахать им рукой?»
Макс думает о какой-то хуите. Так бывает. Бывает, самоубийцы, отправляясь к мосту, или откуда там прыгают самоубийцы, всю дорогу думают о том, выключили ли они утюг, или не забыли ли накормить кошку. Что угодно. Что угодно, лишь бы не о самом главном. Макс не может вспомнить, откуда он узнал это. Наверное, прочитал в какой-то книге. Стас читал гораздо больше Макса. Он куда умнее его. И сильнее.
Максим трясется, словно ему холодно, стоит им выйти на улицу. На самом деле ему не холодно – знаете, так бывает, что выходишь из тепла на холод и трясешься.
Стас косится на него – дрожащего и смятенного – недовольно цокает языком. Ловит машину, открывает дверь, пропуская Макса вперед. Вежливость? Ухаживания? Какие, к хуям, ухаживания, вежливостью тут и тем более не пахнет. Стас не хочет дать ему сбежать.
А Макс…Ему все равно.
Они не говорят ни слова, пока сидят в машине. Водитель молчит. Стас тоже. И Макс сидит, не раскрывая рта, а то что он, в самом деле, как придурок будет. Он смотрит в окно, или на затылок водителя, или на свои коленки, обтянутые джинсовой тканью – но не на Стаса. Он понимает, что скоро на этих коленках этой ткани не будет. Он понимает, что и кожи на них частично не будет. И на локтях. И синяки на бедрах. Он понимает. Он не считает себя умным мальчиком, но тут он принимает будущее с некоторой долей похуизма. С большой долей похуизма.
Максу нравится думать о том, какой он похуист, но когда они выходят в дымку ночной Москвы, что прямо перед отелем, в котором проживал Стас, ему становится нехорошо. В смысле – действительно нехорошо. Стас хватает его за локоть.
-Ты в порядке?
Макс боится этого голоса. Голоса, который слишком заботливый. Слишком заботливый для кого-то, кто через десять минут будет вжимать Макса в стенку.
Ну да, он угадал.
Макс думает обо всем этом лениво, он устал, и его нервы устали взвизгивать каждый раз, когда их владелец чувствует рядом присутствие этого парня. В смысле, Стаса. Нервы – они тоже не вечные. Только они уже в лифте, что поднимает их на этаж Стаса, и думать ему остается недолго. Макс усмехается – тихонько, чтобы не увидел Давыдов – и вспоминает взгляд, который бросила на них девушка, что на ресепшене. Может быть, узнала кого-то из них. Или обоих. Наверное, думает, что они сейчас закажут шлюх и будут нюхать кокс на их голых сиськах.
«Бля, я дурак» - думает Макс, - «ведь мы не НАСТОЛЬКО знаменитости»
Не будет никаких шлюх. То есть одна, конечно, будет. Максим знает это, потому что это знает Стас.
-Проходи, - это единственная фраза, которую Стас произносит, наконец, ТЕМ САМЫМ голосом.
И Максу становится как будто легче. Просто он уже знает, что будет. То есть у него в легкие словно кто-то забрался и чешется там, кто-то скользкий, словно лягушка, но лапки у него кошачьи. И Макс вдруг понимает сквозь свою усталость и страх, что ему хочется того, что сейчас произойдет. И он оборачивается к Стасу в темноте номера.
Стас закрывает дверь, вставляет карточку в эту штуку, которая включает свет и все такое. Ну, вы знаете, вы бывали в отелях.
И смотрит на Макса.
А Макс – на него.
Мотор. Камера. Начали!
-Шлюха. – шаг вперед. Еще один.
Макс сглатывает. Закусывает губы. Организм требует бежать, хоть куда, хоть в окно, или кругами по комнате, швыряясь стульями и подушками. Требует кричать, сопротивляться, драться. Но Макс устроен так. Так по-дурацки, что он со стыдом понимает, что не сдвинется с места. И он стоит, глядя в эти прохладные карие глаза, и теребит пальцами шнурочки от толстовки. И молчит.
-Ты серьезно думал, что я прощу тебе это?
Вплотную. Максу повезло, что он бритый под ноль – он знает, что Стас думает, за что бы его схватить. За рубашку. Как оригинально.
Макс молчит. Не потому, что ему так уж хочется позлить Стаса. Ему лень. Ему не хочется ничего. Ему хочется лечь на эту здоровую кровать и захрапеть.
-Сука, ты так и собираешься молчать?!
Удар. В живот, потом повыше – в солнечное сплетение. Макс хрипит и сгибается пополам. Он не то, чтобы не ожидал. Просто каждый раз – как впервые.
И тут всю лень и отрешенность как рукой снимает.
Еще один удар – в висок.
Макс шатается, все в том же согнутом положении, перебирает ногами, но не падает. Падать нельзя. Он не плачет. Плакать нельзя.
-Шлюха, - подходит сзади, хватает за руку, заводит ее ему за спину. Макс издает невнятный звук, похожий на всхлип – Стас слишком больно заломил ему руку.
-Думаешь, я поверил?! Поверил, что ты, блять, не строил ему глазки? Если бы я не пришел, ты бы сейчас уже стоял раком, а он бы тебя ебал, да?! Этого ты хотел? А вот хуй тебе, мелкий урод. Никто не смеет трогать тебя. Ты понял?! Никто!
Стас не орет, от просто говорит, иногда слишком эмоционально, и все это – не отпуская Максову руку, а тот, согнувшийся, дрожащий, шмыгает носом и хрипит:
-Стас…Стас, мне больно…Мне больно!
-Заткнись, мудак.
Вдруг отпускает, толкает в спину, так что Макс чуть не летит кувырком. Приземляется на четвереньки.
-Встань.
Поднимается. И тут же получает еще один удар. С размаху, в лицо. Словно Стас злится на свое малодушие.
Губу начинает тепло покалывать – разбил. Макс отшатывается, прижимается спиной к стене, вытирает кровь рукавом толстовки. Кровь – слишком яркая, и слишком соленая, медный ее вкус жжет язык и горло.
Макс наклоняет голову, держится рукой за живот, который все еще болит. Словно ножевое. Колюще-режущие предметы…Были бы они у Стаса, и что бы тогда?
Смотрит с удивлением на кровь, капающую из разбитой губы. Стас никогда не бил его по лицу.
Стас берет его за подбородок – «Странно, а я и не заметил, что он подошел» - и поднимает его голову так, чтобы Макс смотрел ему в глаза снизу вверх.
-Ничего не хочешь мне сказать?
-Прости меня.
-Я не слышу.
-Прости меня, Стас! Прости меня, я бы…блять, я никогда даже не посмотрел бы…Стас, ты...
-Тупица ебнутый, двух слов не можешь связать, - фыркает Стас, - да еще и блядь.
-С-тас… - Макс знает, что шепелявит, и знает, что Стаса это возбуждает. И видит. Он опустил голову и видит это. У него и у самого стоит.
-На колени, - четко и отрывисто, тяжело дыша, - на колени. В рот.
Стас стягивает с него толстовку, давит на затылок, и Макс опускается на пол. Расстегивает ремень на джинсах Стаса, стаскивает их вместе с бельем.
-Давай же, блять…
«Блять или блядь?» - думает Макс. Снова о какой-то ерунде, вроде стиха Маяковского, в котором он поучал, как правильно писать это слово. «Правильно через Д» - вспоминает он.
Стас возит пальцами по затылку Макса, стонет, дергается, шипит что-то и матерится.
-Да прекрати же, еб твою! – наконец отпихивает он Макса.
Он не кончил. Он в каком-то совершенно диком возбуждении, светлая челка прилипла ко лбу, глаза безумные. Он вдруг опускается на колени рядом с Максом и, схватив его за плечи, впивается искусанными губами в губы Макса. Тот жмурится, задыхается, царапает спину Стаса, забирается руками под его футболку, стонет ему в рот. Ему так безумно хочется подрочить, чтобы снять это болезненное возбуждение. Стас начинает расстегивать пуговицы на Максовой рубашке, пальцы его трясутся, и у него ничего не выходит, Стас рычит от раздражения, дергает. Пуговицы – звенящими бусинками по полу.
Этот звук словно отрезвляет Стаса. Он отрывается от Максима, и, схватив его за плечо, вдруг грубым и резким толчком ставит того на четвереньки. Максу страшно, стыдно и больно, но еще больше ему хочется трахаться. Он понимает, что это отвратительно, но он ничего не может сделать с собой. Стасу тоже хочется. Стасу вообще хочется постоянно. Им обоим.
-Шлюха, - снова, в который уже раз?
Срывает джинсы с задницы Макса.
Тот смотрит в пол, у него кружится голова от боли, запаха собственной крови и возбуждения, он тяжело дышит и, кажется, даже как-то выпячивает задницу. Он действительно чувствует себя сучкой, каким-то животным, которое ползает пиздой кверху в период течки и воет, ища кого-то, кто бы ему вставил.
Что Стас и делает. Макс орет матом, но получает удар по затылку и закусывает пальцы, чтобы молчать. Из глаз, кажется, слезы. Кажется, кажется.
Никакой смазки, никакой подготовки, вообще ничего.
Но ему похуй.
Им похуй.
Макс начинает стонать. Дрожит, царапает ногтями пол, сдирая нежную кожу под ними, лбом – тоже в пол, будет ссадина, наплевать. Наплевать.
Кричит, выгибается в пояснице навстречу Стасу.
Тот наклоняется и шепчет возбужденно и прерывисто:
-Помнишь…? Помнишь, первый раз наш?! Когда я впервые тебя трахнул? Помнишь…? «С-стас, я боюсь» - он передразнивает его так похоже даже несмотря на то, что находится на грани оргазма – «Я боюсь, я…никогда…» бляять, какой же ты тугой! – «Я никогда не делал этого раньше».
Макс всхлипывает. Стас так безбожно обсмеивает то, что Макс, проклиная последними словами свою сентиментальность, так старательно хранил и так аккуратно вспоминал. Помните? У нас были такие коробочки, где лежали милые мелочи…Стас…Тот, нежный и заботливый Стас был самой ценной вещицей в коробочке Макса.
-Помнишь? Тупой…тупая шлюха…О черт!!! Маааакс… - хрипло, томно, царапая пальцами его грудь, живот, стискивая, до синяков.
Касается его члена, начинает поглаживать его – наверняка больше машинально – и затыкается. Только стонет и шепчет что-то.
Макс облизывает губы, сосет ту, разбитую, стонет. Ему больно, но он понимает, что так же, как и Стас, долго не продержится.
Стас кончает, но не выходит из него.
Чувствуя в себе теплую сперму и чувствуя, как дрожит внезапно такой беззащитный Стас, Максим кончает, наконец, тоже.
Падает на пол, Стас скатывается с него и лежит рядом. Их трясет, оба дышат слишком часто и тяжело и не открывают глаза.

Mr. Mad (Sofia Kapusta)

Мы лежали на кровати, совсем рядом друг с другом. Вру, он лежал на мне. Мы лежали на кровати, потому что на полу лежать вредно и неприятно. Я водил рукой по его голове, трогая его «ёжик», который немного щекотился, несильно прижимал его голову к своей груди. Он лежал с открытыми глазами и о чём-то думал. Не хочу знать о чём, а вдруг обо мне? Конечно, я знаю, что обо мне. И поэтому мне еще больше не хочется думать о том, что ты думаешь обо мне, потому что я знаю, какая я свинья, и я знаю, что ты знаешь, какая я свинья, и я знаю, что ты знаешь, что я знаю, какая я свинья.

_
Я знаю, во что я верю. И я знаю, что я верю в то, что это правильно. Я продолжаю защищать то, во что я верю и зачем я верю. И я верю, что я знаю, что я верю в то, во что я верю, так как я верю, что я верю в правильные вещи». Джордж Буш-мл, 43-ий президент США.

Пексикид (Richie Glam)
POV Максим

Он гладит меня по голове. И мне так охуенно хорошо, и я не чувствую себя собачкой или чем-то таким, ясно? Это поглаживание не «Спасибо, детка, было круто». Это «Спасибо, Макс, ты – лучший».
Конечно, я сам все это придумываю.
Конечно. Конечно.
Он приподнимается и целует меня в висок – куда смог дотянуться.
Это поцелуй не «Спасибо, детка, было круто». Это «Извини, Максимка. Я люблю тебя»
Блять, опять я придумываю. Это просто так. У Стаса все – просто так.
Губу приятно покалывает. Вы наверняка знаете это ощущение.
«Я ненавижу этого урода» - думаю я, - «Я его ненавижу»
Конечно, я это выдумал. Конечно, я не ненавижу его.
Я его…как там это? Забыл. Блять.
Ну и не важно.
А, вот.
Я его…ну, люблю, кажется.

Mr. Mad (Sofia Kapusta)

«Ругаться матом и играть на гитаре тебя научили, а отвечать за свои поступки, значит, нет», - стоя на кухне и выдыхая в раскрытое настежь окно, на котором было написано «выход», Стас курил, что делал, к слову, редко. Попутно напевая себе под нос: «С матершиной мы родились, с матершиною живем», он думал о слабохарактерности Максима. О его податливости, послушании и прочем. В общем, о всяком бреде, но на самом деле Стас думал о том, почему же Максим не может ударить его, Давыдова, в ответ, когда Стас ударяет его по лицу или в живот. Это же так просто. Силы почти равны, даже не понимаешь, в чью пользу они больше, так почему же всё так?
Бьёт, значит любит. «А не бьёт – не любит?», - к Станиславу эта дикая мысль пришла так внезапно, что он вздрогнул, как будто увидел в дверном проёме кого-то. Но он тут же поспешил окрестить это мозгоизлияние глупостью и остался этим доволен. Хотя…
-Максим!
Если совесть, что-то, что ты не можешь вспомнить, или вина тебя гложут, то рано или поздно ты сдашься.
-Максим! – на этот раз громче.
-Да?
Он заходит. Такой он, такой Голополосов: бритый под ёжик, в одних шортах, небрежно отирающий затылок полотенцем.
-Да нет, нет…ничего, - и как-то нервно улыбнувшись, Стас отвернулся обратно к окну, вдыхая очередную дозу едкого дыма. Иногда ты не можешь сказать самого главного, даже когда ситуация полностью к этому располагает.
Максим вздёрнул бровями, мол: «Ну ладно», и вышел из кухни.
Тишина, нарушающаяся только выдохами Стаса в открытое московское окно с надписью «выход».